Она была лучшей ученицей известного женского пансиона и первой дамой Третьего рейха...

Сорок четыре ступени вверх. Неполные сорок четыре года за спиной. Она поднималась легко и грациозно. Голова гордо поднята, спина прямая. Сожалеть не о чём: Не о чём. Не о чём? Да. Все позади. У ее страны нет будущего, а значит, нет будущего и у нее.

...Каждый человек должен умереть, и нет ничего прекраснее - прожить недолго, но не постыдно прозябать: Почему же те, кто остался там, внизу, не смогли это понять? Она сделала свой выбор. Снова сделала свой выбор.

Густые ресницы на мгновение сомкнулись, четко очерченные губы скривились в усталой гримасе. Неужели она ошиблась? Разве такое возможно? Или это просто случайность, нелепое, неудачное стечение обстоятельств? Нет ответа. Но интуиция не могла подвести ее в выборе правильного пути: Или могла?

Сорок четыре ступени в никуда. Каждая - прожитый год. Каждая - три с половиной сотни дней. Каждая - тысячи принятых решений, сотни альтернатив, десятки перекрестков судьбы. Она не свернула, нет. И легким, танцующим, но таким уверенным шагом шла вперед, вперед, вперед - прямо к своей гибели.

Тени по обе стороны узкого прохода сплетались, менялись, двигались - жили. В нечетких отсветах угадывались знакомые черты. Призраки, целая армия прозрачных фантомов. Родных, близких, знакомых: Брошенные и бросившие. Любившие и некогда любимые. Покинутые навсегда. Оставшиеся в прошлом.

И теперь она идет. Идет к ним.

... Изможденная фигура, гордый профиль и усталый взор, полный немого укора и горечи - Рихард Фридлендер, некогда обожаемый отчим, второй муж матери, погибший в Бухенвальде. Она не спасла его. Закрыла глаза, заткнула уши, чтобы не слышать мольб о помощи человеку, фамилию которого в знак искреннего уважения взяла после его развода с Августой. Еврей в семье первой дамы Третьего рейха? Невозможно.

...Надменный взгляд, словно вновь говорящий "Ничего другого от тебя и не ожидал", представительная фигура - Гюнтер Квандт. Сорокалетний немецкий мультимиллионер, владелец хозяйственной империи, влюбившейся в восемнадцатилетнюю красавицу, соседку по купе. Первый муж и отец первого ребенка - Харальда. Пунктуальный и мелочный зануда, впрочем, обеспечивший ей достойную жизнь после развода.

...Герберт Гувер со своим мальчишеским задором, племянник американского президента. Выйти замуж за него и блистать в вашингтонском высшем свете? Сменить одну золотую клетку на другую? Нет. Это не для нее.

...Горящий взгляд и шестиконечный символ на груди. Звезда Давида. Она и Хаим Арлозоров. Горячий сторонник идей сионизма, посвятивший свою жизнь образованию государства Израиль, и любимица вождя национал-социалистической партии, непоколебимо уверенного в превосходстве германской расы и мировом еврейском заговоре. И снова кровь: роковой выстрел 1932 года, оборвавший жизнь любовника. И ревность, безумная ревность Геббельса. Он ли отдал приказ - не узнать никогда. Никому. Даже ей. Может, это и к лучшему?

... Энергично поднятая в приветствии рука, тонкая ниточка усов на бледном нервном лице - Он. Кумир. Идол. Любовь миллионов. Ее любовь. Тоже мертв. Застрелен. Застрелился. У Него хватило мужества, значит - хватит и у нее. Да и как же иначе? Мир, который придет после, не имеет ценности. Не имеет значения. Не имеет смысла.

"...Я люблю своего мужа, но моя любовь к Гитлеру сильнее, для него я готова пожертвовать жизнью. Только тогда, когда я поняла, что он не может любить никакую женщину, я дала согласие на брак с доктором Геббельсом, так как теперь я могу быть ближе к фюреру..." Легкая усмешка на красивом, но таком усталом лице: как же изумилась этим словам Лени Рифеншталь!

Его выбор был сделан задолго до их первой встречи. Империя, но не семья. Миллионы людей - не она, единственная. История, а не обыденность бюргерских будней. Но: Время не повернуть вспять. Ничего нельзя изменить. Не переубедить. Не переделать. А стоило бы? Да. Наверное. Кто знает, как повернулось бы колесо ЕЕ истории...

... Звонкие голоса, белозубые улыбки, тянущиеся к ней руки. Дети. Ее и Йозефа. Пять дочерей и сын. Они не почувствовали ничего. Легли спать и не проснулись. Она сама, не полагаясь на докторов Штумпфеггера и Наумана, сделала смертельную инъекцию. Дети. На какой-то миг перед глазами встали их лица. Смеющиеся. Плачущие. Живые. Хельга, Хильде, Хельмут, Хольде, Хедда, Хайда...

...Крутой подъем, ведущий к стальной двери. Муж заботливо придерживает ее ледяную руку. Муж, "Крошка Цахес". Хромоногий и тщедушный. Интеллектуал и оратор. Доктор германской филологии и нацистский министр пропаганды. Неполные четырнадцать лет семейной жизни. Шестеро детей. Блистательная улыбка идеальной немецкой женщины днем и мучительная усталость ночью. Пустота в душе. Пустота в постели. Ева Браун, улыбающаяся Гитлеру. Вереница любовниц Геббельса. Она смогла получить, но не сумела удержать? Нет! Вместо развода разлад закончился рождением Хольде. Излучая счастье, семья гауляйтера(руководитель городской партийной организации) Берлина безмятежно смотрела на мир с ярких журнальных обложек. Излучая счастье? Безмятежно? Да. Ради любви к идеи можно преодолеть все. Ради идеи любви - еще больше. Даже полумрак и затхлый воздух бункера. Даже ужас крушения империи. Даже миндальный вкус смертельного яда.

На лицо падает слабый предзакатный луч солнца. Последняя ступень до смерти. Последний шаг к бессмертию. Прошлое лежит за спиной. Возврата нет. Цель не оправдала средства. Она не боится, нет. Не может. Не должна. Все решено.

Охрана отдает честь. Дорогу Йозефу и Магде Геббельс, рейхсминистру пропаганды и его жене! Сожалеть не о чем. И некогда. Гитлер мертв, третий рейх пал, советские войска на подступах к Берлину. Gotterdammerung. Сумерки богов. Гибель тех, кто считал себя богами. Разве это, в конечном итоге, не страшнее?